Рецензии
Тебе открывается окно в космос
Мила Михайлова
Рассказы и повести современных писательниц о семейном счастье, семейном несчастии, семейном борще и больших плюшках
Авторы этого сборника – женщины, и пишут они в основном о женском: о любви, о семье, о детях. Всего в сборнике 44 автора. «Семья – это космос, в который вступает человек сразу после своего появления на свет. Ничто из последующих лет жизни, как бы богата и многообразна она ни была, не может сравниться с теми впечатлениями, которые впитывает личность в первые годы своего пребывания на земле. В настоящий сборник вошли новеллы писательниц разных поколений, разного опыта, разных культурных традиций. Но всех их объединяет внимание к семье, детям, родным и близким, внимание к практике построения дома и отношений между поколениями», – написано в аннотации. Вот, к примеру, повествование прозаика и сценариста Светланы Василенко «Дневные и утренние размышления о любви»: «Когда ты влюбляешься, то тебе словно открывается окно в космос, и ты живешь на этом космическом сквозняке, не замечаешь времени и окружающих вещей, все лето к тебе приходит из аравийской пустыни ветер, страстно и горячо дышит тебе в лицо и подталкивает в спину, и ты летишь над городом… перебирая в воздухе ногами… А потом ты просыпаешься осенью и видишь, что тебя окружают вещи. Много вещей. Окно в космос закрыто. По телефону ты говоришь ему жесткие слова, что любишь его как брата. Не больше. Ты заклеиваешь окна, потому что наступает зима. И ты боишься, что тебя продует». Да, вот так. Любовь приходит и уходит, так же как и времена года, как лето сменяется осенью, как потом наступает зима. И это неизбежно. В жизни женщин, особенно замужних, бывает много соблазнов, соблазнов любви, новых встреч, контактов. Героиня писательницы Марии Брегман в рассказе «В стране синих гор» была взволнована случайной встречей с очаровательным белокурым незнакомцем, который подсел к ней и ее семье за столик на одной из экскурсий в старинном замке. Он так взволнованно и ярко говорил об этом замке, об этом городе, что героиня не смогла остаться равнодушной. Он тайно оставил ей свой телефон и электронный адрес, она написала ему, он ей. Но…что-то остановило героиню от дальнейших шагов. Семья важнее. А вот в рассказе Ольги Харламовой «Отъездной ужин» один из супругов не устоял и завел роман на стороне. Героиня же рассказа, Таня, считала своего супруга однолюбом, верным и преданным ей и даже помыслить не могла, что он способен на измену. Но случайным и совершенно невероятным образом обман раскрылся, повергнув героиню в шок. Да, в семейной жизни измены нередки, а в современном обществе это уже обычное явление.
Героиня рассказа Марии Михайловой «Семейный борщ» пенсионерка Валентина Николаевна очень любит борщ, который стали готовить в ближайшем кафе, недалеко от ее дома. Самой ей готовить было тяжело, да она и не умела, поэтому ходила туда обедать. А этот борщ был очень вкусным и по-настоящему семейным. Как выяснилось, его готовила новая помощница хозяина – Аленка, переселенка откуда-то с юга. Наверное, дома она готовила такой же. Но от той, прежней жизни, по всей видимости, мало что осталось. И этим борщом она пыталась заглушить боль утрат. В рассказе Надежды Ажгихиной «Семейное счастье» четыре подруги собрались на квартире одной из них обсуждать тему школьного сочинения под одноименным названием «Семейное счастье». Что же такое семейное счастье в их представлении? Одна мечтает выйти замуж за физика-изобретателя, другая хочет стать актрисой, а мужа будущего видит тоже актером и непременно чтоб француз, чтобы они вместе ездили на гастроли. Третья мечтает о своем доме где-нибудь на природе, в деревне, хочет иметь кучу ребятишек и чтобы вместе на речку ходить. Ну а главная героиня ни о чем таком особенном не мечтает, главное, чтобы вместе и в одну сторону. Учительница литературы раскритиковала девочек за их представления о семейном счастье, упрекнула их в том, что они эгоистки и думают только о себе, а судьба страны им безразлична. А жить, мол, надо так, как героиня одного из очерков в тогдашней «Комсомольской правде», доктор каких-то там наук. Она имеет 10 детей, ходит ради экономии на работу пешком, а детей укладывает спать на раскладушки. Но разве это счастье?
Повествование Людмилы Осокиной в рассказе «Зарплатный день» совсем не страстное и совсем не о любви. Оно о жизни, о быте, о семейных заботах, о том, как они ходили с дочкой в магазин после получения зарплаты. Но зарплаты этой так долго не было после новогодних праздников, так истощились за это время запасы, что после получения денег и похода с ними в магазин «элементарно начинает крышу срывать и шарики за ролики закручивать». Героиня начинает метаться по магазину от одних продуктов к другим, пытаясь найти что-то дешевое, но и сытное. «Наконец, мы выбрались в продуктовые ряды. Первое, что мне попалось здесь под руку – это БОЛЬШИЕ ПЛЮШКИ! Да, давненько я продуктов не видала! Решила взять сразу три к чаю – они ж дешевые!» Да, семейная жизнь – это тебе не любовь, это тебе не сахар, это поле битвы за жизнь, за еду, за семью, за детей, за мужа. Хотя есть женщины, которым, наоборот, семья и дети побоку. Это так называемые творческие женщины, женщины искусства. Героиня рассказа Анны Гедымин «Мама в своем репертуаре» занимается музыкой, пишет песни и настолько этим увлечена, что ничего вокруг не замечает. Нет, она не отказывается ни от любви, ни от семьи, ни от детей, но все это идет фоном. Она выходит замуж, рожает ребенка. Наивный муж думает, что это ее угомонит, успокоит, ничуть: «Кажется, на третий день после возвращения из роддома она заявила, что ее пригласили на телевидение и она никак не может отказать. «Я только туда и обратно на такси. А ты только покорми Алешу из бутылочки». Муж хлопнул дверью и на неделю уехал к другу-алкашу.
Героиня Лидии Григорьевой в рассказе «Игнат и Надя» представляет, что живет как бы не своей жизнью, что она как статистка на заднем плане в чужом кино. И все у нее в жизни вроде бы хорошо: муж богат и успешен, есть собственный дом, но личного счастья не случилось, это как бы не ее жизнь. Она взялась давать уроки, поехала на машине, попала в аварию. Еле выжила. И вот тут у героини и начинается «настоящая жизнь», в инвалидном кресле с ампутированной рукой. Счастье семейное – оно бывает и таким. Героиня Рады Полищук в рассказе «Все это было, было, было…» замужем, детей нет. Но живут они с мужем как кошка с собакой. Когда мужа увозят с инфарктом в больницу, героиня радуется этому, радуется тому, что хоть ненадолго обретает свободу, свободу делать то, что ей хочется. Тоже ведь счастье.
Источник: "Независимая Газета"
Память остается с человеком…
Мария Михайлова
Память женского рода: сборник женской прозы / автор Светлана Василенко. — М.: Союз российских писателей, 2023.
«Память женского рода» — уже шестой сборник серии, издаваемой Союзом российских писателей по инициативе Светланы Василенко и Надежды Ажгихиной. До этого выходили«Я научила женщин говорить» в двух томах (2016 и 2017), «Дочки-матери» и «Русский женский Декамерон» (оба 2019), «Новости женского рода» (2021) и «Письма из детства» (2022). Как видно из названий, книги объединены по тематическому принципу. А в последние два сборника вошли тексты, отобранные жюри в лонг-лист премии «Новые Амазонки», которая присуждалась уже дважды.
Объявленный конкурс и на этот раз задавал тематический вектор: рассказ о памятном событии, обращение к собственному опыту. Откликнувшиеся писательницы поняли задачу двояко. Были те, кто обратился к документальной основе и поведал о том, «чему свидетели мы были», и те, кто апеллировал к фантазии, своим представлениям, создал вымышленную ситуацию по принципу: «а могло быть и так…». Написавшие предисловие составительницы определили единство сборника еще и стилистически: как «женский сказ». И это по существу верно: практически в каждом произведении отчетливо слышна женская интонация, повествователем в большинстве случаев является женщина. Может быть, стоит как раз посетовать на то, что «мужская маска» надевается редко, что попытка увидеть пережитое глазами мужчины как интересная задача пока выпала из поля зрения участниц (исключение — рассказ С. Василенко «Моя сестра Надька»). Рассказывают преимущественно повествовательницы (всезнающий автор тоже редок). Вероятнее всего, это происходит потому, что проживаемое и испытанное настолько переполняют душу, что требуют прямого выхода.
Само название сборника возникло из заключительных строк рассказа Е. Меркачевой, известной журналистки, отстаивающей права заключенных, «Советчица», повествующего о женщинах, которым дано читать в душах людских самое сокровенное и таким образом помогать прислушиваться к голосу совести и разума. Действительно ли рассказано о реальном случае — неизвестно. А может быть, рассказ и выдуман для того, чтобы были написаны последние слова: «Лучший советчик человеку — он сам, его душа. Но иногда надо, чтобы рядом был кто-то, кто это точно знает». А вот Н. Ажгихиной, принявшей в августе 1991 года решение идти к Белому дому, чтобы встать в «живое кольцо» его защитников, советчика не требовалось. Ноги сами понесли ее туда. Об этом ее рассказ «Небо в августе», запечатлевший эти тревожные дни.
Надо сказать, что из прошлого чаще всего возникают война и девяностые годы как события, во многом определившие историю страны. Конечно, они не даются в сравнении, параллели не проводятся. Но они, как зарубки, отчетливо врезались в память. Иногда время врывается в повествование всполохами: только по тому, что героиня А. Маркиной заглушает сердечную боль умелой игрой на бирже, мы догадываемся, когда это происходит. И так «по-женски» звучат те радости, которые Варвара Владимировна смогла себе позволить, продав одну из акций: платье в синий горошек, замшевые сапожки с золотыми пряжками и шелковый шарфик с вангоговскими подсолнухами. Перипетии с добыванием сливочного масла отражены в рассказе С. Рузлевой «Отличнейшее масло, я так его люблю». Вот эта женская «заморочка» и «мелочевка» считается как бы опознавательным знаком женской прозы.
Да, действительно, женщины особенно приметливы к деталям. Это подтверждается многими рассказами. На разглядывании содержимого бабушкиной коробочки, хранящей диковинные вещицы из прошлого, завязан сюжет рассказа «Синий глаз» Е. Сафроновой. Но выуживает оттуда девочка не только красивую запонку, но и память о репрессированном прадеде, правду о котором она тоже узнает в 90-х. Джинсы «Ли» становятся лейтмотивом рассказа «Брачный день» Е. Малиновской, а заодно свидетельством этапов инициации героини, ее вступления во взрослую жизнь и драмы подростка, которому так не хватает «вопросов вместо упреков, интереса вместо требований, любви вместо ожиданий <…>».
Интересный прием связи 90-х и военного времени предложила И. Ростовцева, предпослав к своим впрямую документальным заметкам о военной юности в качестве эпиграфа слова «сквозь минные поля воспоминаний» Ю.Щ. И читатели понимают, что Ю.Щ. — это Юрий Щекочихин, чья жизнь трагически оборвалась именно потому, что он раньше и глубже многих начал понимать, что истоки многих исторических катастроф таятся в девяностых. Так возникает широкий исторический фон.
Вообще многим авторам сборника хорошо ведомо чувство истории, понимание, как много значит переживание ее «роковых минут». Но вот Л. Осокиной удалось передать историческое время, буквально не выходя из «халупы» (так назвала она жилье, которое в 80-е делила с подпольным поэтом Юрием Влодовым и новорожденной дочерью), за дверью которой разворачивалась официальная литературная жизнь Москвы, а в самой «халупе» творилась ее неофициальная версия.
Если прямое восстановление событий всегда интересно, даже вне зависимости от мастерства исполнения, так как обнаруживаются детали, тебе самой неизвестные, увиденные приметливой наблюдательницей, то к текстам, подключившим воображение, подход поневоле более требователен. Здесь действительно необходим новый сюжетный ход, непредвиденное небанальное решение. А поскольку в центре многих произведений находится традиционный временной разрыв поколений, то очень хочется встретить нечто непредсказуемое. И здесь оно вроде бы появляется: несколько произведений посвящены не конфликту отцов/матерей с детьми, а взаимоотношениям бабушек и внуков, что переводит «конфликт» в иной регистр: передача традиций, в хорошем смысле наставничество. О том, каково это — быть бабушкой, — поведала М. Кулакова, написавшая о том, что есть женская линия судьбы и поведения, которую не в состоянии отменить никакая эмансипация (да и нужно ли?), ибо всегда пригодится уметь хорошо готовить и шить, даже мыть посуду, «потому что ты девочка». Бабушки появляются и в «Чтеце-декламаторе» И. Горюновой, и в «Ламбаде» Ф. Османовой. Но странно, что такой поворот не рождает ощущения новизны. Напротив! Возникает предсказуемость и даже некая умилительная назидательность. Пожалуй, только А. Астафьевой в рассказе «Все на свалку» удалось не снять конфликт, а увести его вглубь, выведя на поверхность мнимоблагостное его разрешение. Внук по-настоящему нежен и заботлив, но его желание заменить старую бабушкину мебель новой оборачивается для той ощущением, что отныне она будет находиться не у себя дома, а в гостях.
Непредсказуемо соединяет поколения Р. Полищук. Запутанность человеческих судеб, их прихотливость и непредвиденность всегда занимали ее воображение. И на этот раз («Сколько жизнь всего вместила») она рассказывает почти невозможную историю превращения/перевоплощения потерянной дочери в нежданно обретенную внучку. И время оказывается закольцовано самым странным образом. Ты не можешь установить его начала, а конца развертывающейся истории и не предвидится: родные люди становятся чужими, с чужими возникает кровная связь, жизнь продолжается… Столь же невообразимое скрещение человеческих судеб и переплетение времен «запечатлела» С. Василенко в фантастическом рассказе «Моя сестра Надька», где действие разворачивается уже в постапокалиптическую эпоху, заставляющую подростка встретиться лицом к лицу со смертью, спасение от чего он видит только в надежде на рождение его убитой в ядерной войне сестрой нового младенца/солнца.
Первый сборник серии был озаглавлен по шутливой ахматовской строчке, продолжение которой всем известно: «Но, Боже, как их замолчать заставить!» Как видим, надежда поэтессы не осуществилась: женщины продолжают писать, творить. И слава Богу!
Источник: Журнал "Знамя"
Орбиты над траекториями
Дмитрий Пэн
СВЕТЛАНА ВАСИЛЕНКО. «КАПУСТИН ЯР».─ МОСКВА, СОЮЗ РОССИЙСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ, 2020. – 320 СТР.
КНИГА ВЕКА, ИЛИ ЭХО ЭПОХИ АДА: МОЛЧАНИЕ СО ЗНАКОМ «!»
Открываешь увесистый том модного автора, словно не картонную обложку переворачиваешь, а крышку выварки белой от времени и от былых стирок. Клубится, поднимается под крышкой пар, вот-вот поднимется наружу. Надо бы отпрянуть, а то обожжёт, но странное ощущение на миг останавливает в нерешительности. Пар не горячий, а холодный. И не жаром дышит выварка, а холодом. Словно жидкий азот клубится в её глубине. А глубина где-то за километры. Глянешь, и не то что, дух захватит – застит сознание: не удержишься, свалишься и очнёшься по ту сторону планеты, заледеневая и в пар обращаясь.
Горючее в ракетах сверхдальних сжиженным охлаждённым газом готовится запылать и вырваться направленным взрывом полёта. До сознания ли разуму человеческому в мгновенья творенья полётов всеобщего разрушенья? Но таков разум человеческий, что дано ему воображенье. Спасительная сила воображенья сильнее и сверхмощных двигателей, и ядерных мегатонн того груза, что способны выводить в запредельные пространства сверхмощные двигатели. Над траекториями таких ракет и проходят орбиты прекрасного и возвышенного в современном искусстве.
Книга модной писательницы и рассказывает нам про мирок городка из президентского ядерного чемоданчика эпохи ада холодных войн именно с горних высот орбит красоты как нравственного идеала. Эту красоту идеала надо читателю самостоятельно восполнить в сотворчестве с автором, читая порой незатейливые, а порой и откровенно сюрреалистические истории писательницы про городок из сказок мальчиков для битья и девочек для головомойки. Явь и вымысел по законам художественной грамматики встречаются здесь на балу, который бывает лишь однажды. Его можно сравнить с давним выпускным балом 1941-го. Впрочем, кульминационное событие книги ─ 28 октября 1968-го. 28.10.1968 ─ дата одной из термоядерных тревог так называемого Карибского кризиса. Тесен мир, а мирок не так уж и мал. И реальным живым пространством книги Светланы Василенко становится вся Россия, а с ней и вся наша планета. К счастью, не только становится, но и остаётся до наших дней. Тревоги кнопки из ядерного чемоданчика остаются тревогами войны, которая могла быть. До нас доносится всего лишь молчаливое эхо воспоминаний талантливой писательницы, обычной россиянки, но наделённой недюжинным литературным даром. Нет, в русских селеньях таких женщин днём с огнём не найти. Теперь селенья с такими женщинами города за колючей проволокой. А вольготно ли живётся выходцам из них, этих городов за колючей проволокой, весело ли? Если Вы действительно заинтересовались, загляните под обложку «Капустина Яра». Мы заглянули!.. Наш восторг от прочитанной книги может выразить восклицательным знаком после многоточия тишины и молчания. Этим знаком и завершаем вводную часть своего отклика. … !
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВКУСЫ И ВЗГЛЯДЫ: К СТРАНИЦАМ КЛАССИКИ
Закрывая обложку новой книги Светланы Василенко «Капустин Яр», написанной в смешанном жанре романа-апокалипсиса, психиатрического триллера и литературно-биографических заметок, представляешь себе неизбежную череду читательских конференций и премиальных презентаций, круглых столов и пресс-конференций – всё то, что сопутствует творческому пути автора всемирного литературного мейстрима, признанному лидеру и баловню славы настоящего успеха.
Что же есть настоящий успех и настоящее признание для современного российского писателя? Вопросом этим задаешься при взгляде на запечатлённую обложкой счастливую улыбку писательницы, кинематографиста, гуру современной прозы. Наверное, это встать своей книгой в один ряд с предшественниками. И при этой мысли счастливо прочитанная этой крымской весной книга уводит тропинкой литературных воспоминаний и ассоциаций к севастопольским очеркам Льва Толстого.
«Севастополь в мае», этот очерк Лев Николаевич завершил 26 июня 1855 года. Прошли десятилетия. Фамилии персонажей классика перекочевали в современные хроники. Чего стоит один Калугин, в недавнем прошлом популярный американский гид, а до этого советский генерал… Да уж, далеко заводит «тщеславие, двигатель всех поступков». Так скажем мы словами гениального литературного гуру прошедших веков, но вспомним не путь тщеславия, а торную тропинку литературной правды, которую себе избрала Светлана Василенко. И к тропинке этой поведёт нас простенький венок из полевых цветов на фото с обложки. А приведёт к десятилетнему севастопольскому мальчишке, который собирал полевые цветы в долине, усыпанной трупами, набрал большой букет и возвращается домой. Для Льва Толстого, ещё и не помышляющего о таких всемирно значимых романах, как «Война и мир», «Анна Каренина», этот мальчишка «в башмаках на босу ногу и нанковых штанишках» ─ символ всепобеждающей правды жизни. Думается, с перемирий между севастопольскими артиллерийскими дуэлями и зачиналась эстетика современной российской прозы, искусство быть над траекториями смерти и разрушения, оставаться на горних высотах нравственно-эстетических идеалов вопреки всем ужасам и мерзостям грязной реальности. Современное искусство – это искусство «над» («сюр»), подлинно современное искусство сюрреально.
Героиня известной и модной писательницы – юродивая, дурочка, человек шизофренически расщеплённого и параноидально затемнённого сознания, а живёт она в посёлке ракетчиков-ядерщиков, городке апокалипсиса из атомного чемоданчика президента. У людей, их родных и близких из шахт с этими ракетами со времён карибских кризисов возможное и действительное сопряжено отнюдь не по законам фонвизиновой придворной грамматики былых времён. «Дурачки», не выдерживающие напряжения термоядерно-ракетных грамматик, там не редкость. Но жизнь остаётся жизнью. Любовь и дружба, мир всегда побеждают в человеческом обществе войну. Севастопольского мальчика из очерков Толстого напомнит фотография модного автора с обложки книги. И порадуемся успеху, ждущему книгу, тому, что новейшие книги заставляют нас снять с полки и перечесть томики классики.
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПОИСКИ СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЫ: ОБНОВЛЯЯ ТРАДИЦИЮ
Магистрали и первопутки современной прозы начинаются за пограничными столбами, оставленными нам Достоевским и Толстым. Не сверяя своих маршрутов с литературными картами классики не проторить новых путей и не сделать значимых открытий. И ни один литературный авторитет не способен увести подлинно даровитый литературный талант в бесплодные пространства пустоты и безысходности, сколь бы громким его имя ни было, сколь бы заманчивые ценности ни были означены на его штандартах. Достоевский и Толстой – две вершины прозы, ориентируясь по которым сверяет свой путь каждый современный писатель. Об этом задумываешься, читая новую книгу Светланы Василенко и оглядываясь на пути, пройденные русской прозой.
Все духовные силы народа соединились в творческих открытиях Льва Толстого. Иных жизненных, органических, естественных для самой исконной природы российского человеческого существа сил нет – все они в творчестве Льва Николаевича Толстого. Самые же гибельные и бездонные пропасти указал Фёдор Михайлович Достоевский. Он также вошёл в саму социологию российской художественной словесности; так Лев Толстой стал самой биологией нравственного здоровья. Патологоанатом души – один. Показатель здоровья – другой. И без одного, и без другого нет своего оригинального пути в литературе. И когда Светлана Василенко открывает нам на литературной карте современной души свою заповедную речку Ахтубу, мы вычитываем в самой длящейся до наших дней легенде об имени этого «рукава полноводной и величественной царицы русских рек Волги» толстовскую формулу диалектики души о людях как реках. Формула эта подкреплена всем творчеством и Пушкина, и Лермонтова, да и Серафимовича – всех диалектиков российского человеческого духа. И когда у Светланы Василенко в одной из сцен финального эпизода мы глазами мальчика, не выдерживающего стресс от угрозы термоядерного удара в дни так называемого Карибского кризиса, смотрим на мир, то понимаем вслед за Достоевским, что мир этот не стоит и слезы, пролитой ребёнком. Но в душе каждый человек на всю свою жизнь человеческую остаётся ребёнком, ─ думаем мы вслед за классиком над страницами новой книги писательницы.
«Я долго катался по степи, а Тракторина Петровна стояла надо мной:
- Ты чего испугался? Меня? …
Она говорила со мной, но лица её не было видно. Будто Тьма говорила со мной!» (Светлана Василенко. Капустин Яр. Москва. СРП, 2020. ─ Стр. 316)
И не важно, что за мальчик бьётся в истерике. Отступают во тьму ночей нашей не худшей из эпох все «тракторины», которых без особого труда мы сможем различить в каждой педагогической машине под косметическим макияжем современных «училок». Сколь ль бы изысканным и дорогим ни был сей педагогический макияж, за ним тьма кромешная, в которой человека не различить.
Души как реки, но любая река останавливается у каменистого порога, за которым слеза ребёнка, одна единственная слеза способна превратить эту реку в Ниагару. У этого порога заканчивается и душа, и собственно литература, дальше пути нет.
Проза Светланы Василенко напоминает нам о вечных ценностях в литературе и жизни. И какими бы тракторами не было перепахана первозданная степь человеческих душ, есть в ней и тропы, ведущие к небесному храму, а сами живительные природные травы – источник будущего, хранимый самой почвой.
Литературные техники и технологии современной прозы становятся всё менее доступными для непосвящённых. Само искусство письма хранится уже не отрядом чиновников в гимназических мундирах и кастой жрецов в храмовых мантиях, но сокрыто самими лабиринтами жизни в глубине пирамид современного общества. Густая, непроходимая стена терминологических словарей хранит сами названия вещей, подчас простых в своей безыскусности. Сейчас мастерство ценится в литературе как никогда. И как никогда, мастерство в литературе, не смотря на свою цену, остаётся недоступно.
Светлана Василенко к литературному мастерству шла скалистой высокогорной тропой скромной почтовой служащей, абитуриентки психологического факультета МГУ, студентки университетского филологического факультета и литературного института, слушательницы специальных кинематографических курсов, практика кинематорафии и телевидения, наконец, секретаря профессионального союза писателей. Сам по себе этот путь уникален. Тем ценнее этот путь литературного мастерства драгоценным собственным биографическим прошлым писателя. Собственный биографический опыт, который невозможно растерять на самых крутых высокогорных тропах, которое есть у каждого берущегося за перо профессионала. Но даже и сохранённое сокровище своего исторического «Я», даже и нерастраченным на крутых поворотах истории сделать общим достоянием дано не каждому, потому что дано историей, сообществом рыцарей пера, да и просто литературной Фортуной.
Не будем превращать литературный успех не только известного, но и входящего в моду профессионала в краткий справочник истории взятых карьерных препятствий, барьеров большого бега. Главное, серьёзный спортивный старт рождения от поэтического дебюта под рубрикой «Алого Паруса» в «Комсомольской Правде» до собственноручно составляемых и редактируемых альманахов «Паровозъ» и «Лёд и Пламень» взят решительно и с убедительным групповым лидерством. Очередной круг литературного марафона, уверенно начинает вбирающей весь приготовительный опыт новой книгой отнюдь не спринтер, но мастер бега на дальние дистанции – стайер. В этот опыт входит и школа феминизма, которую Светлана Василенко проходит не рядовой ученицей, а в качестве одного из лидеров, самостоятельной путеводной фигуры современного литературного процесса, новой амазонки, отнюдь не играющей в дочки-матери. Солидная и очень основательная по самому своему существу книга «Капустин Яр». Пусть не смущают читателя своей «легковесностью» легкоатлетические метафоры, избираемые рецензентом для разговора о книге, смело объединяющей роман-житие и наряду с прозой суперсовременной стилистики монтажа, ракурса и диалога классические монологические рассказы.
Казалось бы, закачались на ниточках-нервах глаза сорок первого у Бориса Лавренёва, выбитые снайперским выстрелом возлюбленной, и всё нет и не может быть других, взглядов, монтажей и ракурсов у литературы, само право на существование которой ставится под вопрос этим выстрелом. В дым над трубами уходящих срочным фрахтом от российских берегов этих прекрасных белых литературно-философских пароходов испарилась и вышла, смешалась со мраком грозовых туч литература… Но вот Светлана Василенко рассыпает по степи детские тела, ищущие убежища в тревоге и страхе от возможного термоядерного удара, вылезает из своей норки перед самым лицом мальчика несчастный ничего не ведающий суслик за шоколадной конфетой «Озеро Рица», оставленной наивной девочкой не для кого-нибудь, а именно для этого суслика перед норкой, и понимаешь, что много оттенков у неба, а не только тот, что увидел раненный князь Андрей на поле Аустерлица. И вся новейшая живопись современной художественной словесности продолжается. Возможны и новые взгляды с их ракурсами и неожиданными монтажами литературных аттракционов. И всегда есть возможность для «сюра», возможность подняться над сором реальности в сюрреальность, преодолеть кьеркегоровский страх и трепет, сартрову экзистенциальную тошноту и гоголевский ужас быть погребёнными заживо норными руками привычно бестрепетного некрофила среди умертвляемых и уже мёртвых душ. Для поднимающихся в горние выси «сюра», «над» вечные структуры бытия в незыблемости своей извечной антропологии – самая надёжная опора. Сюрреализм, искусство подняться над реальностью ─ вот опора для крыльев, ищущих горнего полёта.
Книга «Капустин Яр» ─ делает новый виток восходящего творческого пути писательницы. Биографические эпизоды, словно на раскрытой детской ладошке, доверчиво протянуты читателю через туман геополитической и социальной мифологии наших времён. И пусть из высот неба, весеннего ли в своём ожидании летних радостей, осеннего ли своей в готовности встретить неизбежно приближающиеся зимние холода подробности детских судеб, да и сами дети вместе со взрослыми людьми так малы, что почти сливаются в едва различимом движении-копошении с почвой, с самой поверхностью Земли, теряющейся среди звёздных миров на своей солнечной орбите. Это наша российская литература, уверенно входящая в новый для неё двадцать первый век, новейший интеллектуальный и артистический век нашей новейшей словесности.
НА ОРБИТАХ ЭСТЕТИКИ, ИЛИ НАД ТРАЕКТОРИЕЙ БАЛЛИСТИКИ
Астральная дата 1961 перевернула, завертела в бесконечном круговороте своей симметрии мирную жизнь. Человечество Юрия Гагарина смело шагнуло в Космос, из которого наша планета вблизи, с околоземных орбит, так похожа на аквариум для рыбок. А звёзды звали выше. Звёздная сила прибывала и становилась всеобщим достоянием. Человечество на мгновенье застыло в неподвижности противостояния Карибского кризиса новых единоборцев войны и мира, застыло на пороге новых преступлений и наказаний. И в мускульном напряжении так и не осуществлённого обмена термоядерными ударами взрослеющее Человечество не заметило своего преображения. Паровоз 007 Редьярда Киплинга с Джеймсом Бондом Яна Флеминга и почти игрушечные кони и танки Николая Тихонова со старой лошадью Зиной Алексея Коркищенко с из гвоздей выкованными витязями ─ вся милитари-романтика осталась далеко внизу на планете. Планета всё ещё носила архаичное имя «Земля». В покрывающихся пылью времён мифических далях прошлого герои Троянской войны и Крестовых походов были уже почти неразличимы с витязями милитари-романтики ХХ века. Сквозь клубящийся пар сжиженных газов ракетного топлива явственно ступала эпоха «Звёздных войн» с её теплом новых энергий. Диагноз-Провидение Николая Бердяева о новом средневековье обратился в фантасмагорическое Будущее, которое оказалось очень даже реальным Настоящим. Такова новейшая реальность. Над этой реальностью не дано подняться ни одномерному человеку в его комфортной одномерности, ни человеку плоскому в его упоении командирскими измерениями. Ни в социальном измерении, ни в национальном, ни в любом ином единственность не порождает жизненного многообразия и развития. Для орбитальных сил необходим многомерный «сюр». Иначе неизбежно скатывание по траекториям падения в бездны войн и всеобщего разрушения, обрушение к дуэльным барьерам, в норку к несчастному суслику, заливаемому безжалостным в борьбе за урожай отрядом пионеров – единым механизмом шестерёнок и звёздочек несокрушимого трактора педагогики. Только многомерная эстетика воспаряющего «сюр», способна поднять человеческое достоинство над одномерной этикой падения.
Один «сюр» позволяет в сбиваемом оленёнке и в молящемся суслике, несчастном поросёнке, в сливающейся с мраком ночи педагогической машине Тракторине и даже в жестяном сундучке и обёртке шоколадной конфеты найти и защитить человеческое достоинство. Не подняться до орбитальных высот, оставляя скатываться с Потёмкинской лестницы коляску где-то там, в траекторном низу, но только в эстетическом усилии воли сюрреалистической действительности остаться на высоте эстетических орбит.
Платоновский машинист паровоз может уснуть, даже не замечая того, что он уснул, а видения некрасовского генерала, с комфортом разглагольствующего в поезде способны обратиться мертвецами Бориса Пильнька, бредущими в лихолетье по стране голода. Из этого сна машинистов недавнего прошлого эпоха звёздных война и звёздного мира рождает фантасмагорию упоения свободой детдомовских мальчика и девочки, облизывающих муку со своих обнажённых тел у Светланы Василенко. Дети подземелья нового тысячелетия так похожи на мышат из ящика Пандоры новейшей психологии, именующей себя мудрёным словом «бихевиоризм» и предлагающей под видом волшебного ящика обычную мышеловку.
Сколько их, ловушек нашего недавнего прошлого?! Край света, как уведомил нас ещё краснодарский поэт-сюрреалист Юрий Кузнецов, за ближним углом. За ближним углом и ловушки, заманивающие с орбит мейстрима сюрреальности для низвержения в мальстремы траекторий. И орбиты, и траектории эти рядом. И проходят, не побоимся банальности, через наши души.
Крым, Джанкой. 19.05.2021.
Рожденная свободной
Надежда Ажгихина
В книгу Светланы Василенко "Капустин яр", удостоенную Премии Фазиля Искандера 2021 года в номинации "проза", вошли как известные рассказы и повести - "Дурочка", "Суслик", "Шамара", - так и новые тексты, прежде всего эпическое повествование о родном городе - сердце "ядерного щита Родины", давшего название книге.
Светлана Василенко - одна из самых ярких и одновременно загадочных современных российских писательниц. Видимо, в силу ее необычного таланта критики не так часто обращались к ее текстам и всякий раз затруднялись с классификацией. В разные годы ее записывали и в когорту авторов «чернухи», и в приверженцы натуралистической школы, и в реалисты… Ее публикации в журналах привлекали внимание читателей и одновременно приводили в смущение аналитиков. Откликаясь на ее давние публикации, много лет назад уважаемый коллега обронил фразу, которая пошла гулять потом по сборникам и континентам – « женской прозы не может быть, потому что у женщин душа слишком близко к телу». Потом, кстати, критик всерьез заинтересовался творчеством женщин, последние его книги несут несомненный отпечаток этого интереса.
Новая книга писательницы включает как ставшие уже знаменитыми, переведенные на многие языки рассказы и повести «За сайгаками», «Хрюша», «Дурочка», так и новые тексты, он дает возможность увидеть ее вселенную и оценить творческий метод во всей полноте.
«Я лежала в черной небесной ступи, и сквозь меня прорастали звезды, а с земли шел одуряющий запах полыни. Весь мир был кругл, огромен, черен и горяч, весь мир пропах полынью. Мир уничтожал меня и прорастал сквозь ненужное и тающее мое тело, чтобы оно слилось с ним, как змеи, суслики, ящерицы, и я берегла только глаза, еще не зная, зачем» (Рассказ «За сайгаками»). Корни травы и звездный свет – границы пространства прозы Василенко. Ее герои и героини рождаются и взрослеют, мучаются и мучают других, любят и умирают в конкретных, предельно четко очерченных социальных, временных и географических обстоятельствах, и одновременно в мире вечном, в мире природы и космоса, подчас об этом не догадываясь, но неизменно неся печать этой высшей связи. Это в полной мере относится к Надьке-дурочке и ее двойнику, юродивой Ганне из времен коллективизации из повести «Дурочка», и к лирической героине из «Города за ключей проволокой», практически ко всем. Натурфилософия прозы Василенко сочетается с магическим реализмом, который, пожалуй, точнее всего определяет ее метод в целом, который позволяет расширить пределы жанра, дать волю автору ввинтиться в глубь истории реальной, зацепить сказочный и фольклорный сюжет, и, преодолев законы гравитации, взмыть, подобно дурочке-Надьке ввысь, к самой смелой мечте и мистической догадке о смысле нашего отдельного и общего существования.
Мир Василенко насыщен запахами, телесностью, болью, он погружает читателя в повседневную неустроенность провинциального городка, хранящего память о татарских и казачьих преданиях прикаспийских степей, о ранах гражданской войны и коллективизации, это жизнь на обочине советской цивилизации. Но одновременно – сердце военно-промышленного комплекса ядерной сверхдержавы. В городе за колючей проволокой – люди, которые мучаются и мучают других, делают ракеты, призванные уничтожить все живое. Эта дихотомия – убогость и величие, подчас меняющиеся местами, красота мира и ужас его неминуемого уничтожения, рациональное преобразование мира во имя светлых идей и торжество насилия как неизбежный результат – присутствует во текстах. Отчетливы и сквозные сюжеты, перетекающие из рассказа в повесть, трансформирующиеся в каждом новом тексте, высвечивающие новые грани и повороты.
Рассказ «Суслик», который после первой публикации в 1998 году поразил глубиной сочувствия ко всему живому, обреченному на гибель от рук человека, сегодня читается как философское предостережение, напоминание о никуда не исчезнувшей ядерной угрозе. Хотя ни слова о боеголовках – пионеры травят хлоркой сусликов, заготавливают шкурки, и поливальная машина с отравой ничуть не похожа на атомную бомбу.
«Он выполз на божий свет мокрый, дрожащий, маленький, будто только родился у нас на глазах из чрева земли,- и застыл, очарованный.
Божий мир был цел и глядел на него.»
Сусликовые норы, последнее прибежище в случае ядерной зимы, возникают во многих последующих текстах, в замечаниях персонажей « Города за ключей проволокой» - только суслики останутся, все остальные погибнут…
Ощущение возможной близкой катастрофы, не мистической, а вполне понятной, осязаемой – непременная составляющая большинства текстов, вошедших в книгу.
Главная отправная точка многих произведений (и, возможно - формирования писательницы Светланы Василенко ) - конкретные события, далекое 28 октября 1962 года, Карибский кризис. « …на весь город завыла сирена, мы, нашей круглосуточной группой в детском саду, сидели за столиками и ужинали. К сирене мы уже привыкли, она в тот месяц выла несколько раз по ночам, когда выла учебная тревога. Но сегодня она выла по-особенному.»
Детей выводят в степь – умирать, потому что в стратегический объект точно попадет американская бомба.
«Вся степь была усыпана детьми: их привезли из школ и детских садов. В темноте то тут, то там слышался смех, крик или разговор. Разжигать костер было нельзя, чтобы его не увидели со спутника американца. В темноте я расстелила свое пальтецо на земле. Мы легли с Наташей, укрывшись ее пальто и крепко обнявшись. Если нас ночью убьют, то вместе» («Город за колючей проволокой»).
Это реальное детское воспоминание определило обостренное ощущение хрупкости жизни, взаимосвязь всего сущего, от атома до космоса.
Писательница приезжает в родной город снимать кино («Город за колючей проволокой»). Ее с режиссером хождение по кабинетам, домам и улицам – это традиционный литературный прием, «хождение» в поисках утраченного, поиск не только формального разрешения для съемок, но и ключа к пониманию недавнего прошлого, его тайных пружин, понимания причинно-следственных связей глобальных событий, поступков конкретных людей… Капустин яр, город за колючей проволокой – сконцентрированный российский космос, с его многозначностью, разнонаправленностью, сочетанием несочетаемого, и с колоссальной энергетикой, не всегда проявленной и осознанной.
Проза Василенко кинематографична; «роман с кино», подтвержденный многими сценариями, продолжается в повестях «Дневные и утренние размышления о любви», и «Капустин яр», в которых каждый сюжет – законченная киноминиатюра, отточенная концентрация мысли и чувства.
Еще одна сквозная линия - мама, Мария Савельевна Василенко, которая присутствуют как главная героиня («Мама и парад Победы») или как неизменная собеседница во многих текстах. Взаимоотношение дочери и матери в отечественной прозе не самая разработанная тема, и Светлана Василенко снова расширяет границы, отмечает тончайшие нюансы, постоянно возвращается к памяти о войне, о женщинах на войне, их судьбе. Мария Савельевна, прошедшая оккупацию, концлагерь, пытки, невнимание властей, была и остается свободной, даже в ее записке в городскую администрацию с просьбой провести газ и воду она сохраняет удивительное достоинство, она не просит – напоминает о том, что начальники могут помочь себе самим и сделать хорошее дело. Как, впрочем, и многие героини книги - Шамара, Надька-Ганна, лирическая героиня «Утренних и дневных размышлений о любви»…
Бесконечная любовь к матери – источник силы, опора, не исчезающая с ее уходом.
Как и любовь к миру и всему сущему, они одной природы, в этом убеждает читателя автор.
Мир, в котором живут герои Василенко, трагичен и груб. Нет уверенности, что его спасет разум или технический прогресс.
Но спасение придет, и оно, скорее всего, неизбежно. И не беда, что мы пока не понимаем, как и откуда.
Повесть «Дурочка» (автор определяет ее как роман-житие) - одно из лучших произведений современной русской прозы, в котором сошлись основные болевые точки времени, споров и художественного поиска. Главы повести, погружающие то в далекие годы коллективизации в Поволжье, то в будни военного городка за колючей проволокой, то в сказочную реальность фантазий «дурочки» и ее двойника, то ли реальной, то ли вымышленной юродивой-святой, завораживают ритмом, поэтической щедростью языка, «неожиданностью гармонии» и спрессованной энергетикой слова. Взмывающая в космос в финале повести «дурочка» Надька, которая рожает солнце и спасает мир от ядерной зимы - вопреки всему и всем, – это не просто мощная метафора. Беззаветная вера в торжество жизни над «геном смерти» (название рассказа, не вошедшего , к сожалению, в книгу), над распадом, самоубийственной враждой и злобой, побуждает задуматься над тем, как мало мы знаем о мире, в который пришли, как важно раздвинуть границы привычного знания, и оставаться свободными в этом поиске.
Светлана Василенко. Капустин Яр. Москва, Союз российских писателей, 2020.
Источник: The Moscow Review of Books